Когда Нянюшка вернулась на свою кухню, чайник только-только закипел. Несколько мгновений она глядела на него, а затем убрала с огня.
В чашке рядом с ее стулом все еще оставался коньяк. Она допила его и вновь наполнила чашку до краев из бутылки.
Она подобрала свою не успевшую остыть трубку, затянулась, и угольки внутри затрещали.
Затем ведьма достала что-то из своей изрядно похудевшей сумки и, все еще сжимая в руке чашку с коньяком, села, чтобы получше рассмотреть эту вещь.
— Ну, — сказала она. — Это было…очень необычно.
Смерть смотрел, пока изображение не угасло. Несколько снежинок, что занесло в комнату из зеркала, уже растаяли на полу, но слабый запах дыма продолжал витать в воздухе.
— О, ЯСНО, — произнес Смерть. — РОЖДЕНИЕ ПРИ СТРАННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. НО В ЭТОМ ЛИ СОСТОИТ ПРОБЛЕМА? ИЛИ В ЭТОМ БУДЕТ ЕЕ РЕШЕНИЕ?
— ПИСК, — предположил Смерть Крыс.
— ИМЕННО ТАК, — ответил Смерть. — ТЫ ВПОЛНЕ МОЖЕШЬ ОКАЗАТЬСЯ ПРАВ. НО Я УВЕРЕН, ПОВИТУХА НИ ЗА ЧТО МНЕ НЕ СКАЖЕТ.
Смерть Крыс выглядел удивленным.
— ПИСК?
Смерть улыбнулся.
— СМЕРТЬ? ИНТЕРЕСУЕТСЯ ЖИЗНЬЮ РЕБЕНКА? НЕТ. ОНА НЕ СКАЖЕТ.
— Звеняйте, — вмешался ворон. — Но как мисс Ягг стала миссис Ягг? Чутка похоже на деревенский обычай, поймите меня правильно.
— ВЕДЬМЫ МАТРИАРХАЛЬНЫ, — ответил Смерть. — ОНИ СЧИТАЮТ, ЧТО ГОРАЗДО ПРОЩЕ СМЕНИТЬ МУЖЧИНУ, ЧЕМ ФАМИЛИЮ.
Он вернулся к своему столу и открыл один из ящиков.
Там обнаружился объемистый фолиант, переплетенный в ночь. На обложке, где у других книг вроде этой обычно пишут «Наша свадьба» или «Фотоальбом Акме», стояла надпись «ВОСПОМИНАНИЯ».
Смерть осторожно перелистнул несколько тяжелых страниц. Как только он это сделал, несколько воспоминаний тут же ускользнули, образовав мимолетные образы в воздухе, и разлетелись по дальним углам темной комнаты, тая по пути. Послышались отрывочные звуки смеха, слез, криков и почему-то ксилофонной музыки, при звуках которой Смерть на секунду застыл.
У бессмертного найдется что вспомнить. И иногда лучше держать воспоминания там, где они будут в безопасности.
Один древний образ, побуревший и потрескавшийся по краям, задержался над столом. Смерть увидел пять фигур — четверых верхом на лошадях и одну на колеснице — едущих, по всей видимости, по грозовому небу. Лошади скакали ровным галопом. Было много дыма, пламени и всеобщего смятения.
— О, СТАРЫЕ ДЕНЬКИ, — сказал Смерть. — ДО ТОГО КАК ПОЯВИЛАСЬ ЭТА МОДА НА СОЛЬНУЮ КАРЬЕРУ.
— ПИСК? — осведомился Смерть Крыс.
— О, ДА, — ответил Смерть. — КОГДА-ТО НАС БЫЛО ПЯТЕРО. ПЯТЕРО ВСАДНИКОВ. НО ТЫ ЗНАЕШЬ, КАК БЫВАЕТ. ВСЕГДА СЛУЧАЮТСЯ ССОРЫ. ТВОРЧЕСКИЕ РАЗНОГЛАСИЯ, БЕСПОРЯДОК В КОМНАТАХ И ТОМУ ПОДОБНОЕ, — он вздохнул. — ГОВОРИЛИСЬ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ, ВОЗМОЖНО, НЕ СЛЕДОВАЛО ГОВОРИТЬ.
Он перевернул еще несколько страниц и вновь вздохнул. Когда вам нужен помощник, на кого вы сможете полностью положиться, учитывая, что вы Смерть?
Его задумчивый взгляд упал на кружку с медвежонком.
Конечно, всегда есть семья. Да. Он обещал не делать этого, но он так и не уловил сути обещаний.
Он поднялся и направился обратно к зеркалу. У него не так много времени. Все, что показало зеркало, случилось вовсе не так давно, как могло показаться.
Из темноты донесся какой-то звук, затем последовало мгновение неподвижной тишины и грохот, как будто на пол уронили мешок с кеглями.
Смерть Крыс вздрогнул. Ворон торопливо взлетел.
— ПОМОГИТЕ МНЕ ПОДНЯТЬСЯ, ПОЖАЛУЙСТА, — произнес голос в темноте. — И ПОТОМ, ПОЖАЛУЙСТА, ОТЧИСТИТЕ ЭТО ЧЕРТОВО МАСЛО.
Второй стол усеян галактиками.
Галактики мерцают. Каждый их сложный завиток и круг — бриллиант на фоне черноты…
Джереми всегда любил момент, когда часы разобраны на мелкие детали, а каждое колесико и пружинка аккуратно разложены перед ним на черной бархатной скатерти. Это все равно что глядеть на само Время: расчлененное, подвластное, ясное до мелочей…
Хотел бы он, чтобы его жизнь стала такой же. Неплохо было бы свести ее к таким вот деталям, разложить их на столе, хорошенько почистить и смазать, а затем соединить вместе, чтобы они вертелись и крутились как надо. Но временами у Джереми создавалось впечатление, будто его жизнь была собрана не слишком опытным мастером, который позволил нескольким небольшим, но очень важным деталям со звоном ускакать в дальний угол.
Он жаждал быть ближе к людям, но почему-то ему никогда не удавалось с ними поладить. Он просто не знал о чем с ними говорить. Если бы жизнь была вечеринкой, то Джереми не пустили бы даже на кухню. И он завидовал людям, которые дошли хотя бы до нее. Там, наверное, нашлись бы остатки пудинга, которые можно было бы доесть, и принесенная кем-то бутылка или другая дешевого вина, которое было бы вполне ничего, если из него выловить утопленные сигаретные окурки. На кухне даже могла бы быть девушка, хотя Джереми знал пределы своего воображения.
Но он никогда не получал приглашения на вечеринку.
С часами же… с часами все было по-другому. Он знал, что заставляет их тикать.
Его полное его имя было Джереми Чассын, и случай здесь не при чем. Джереми был членом Гильдии Часовщиков с тех самых пор, как ему исполнилось несколько дней, и все знали, что это означает. Это означает, что его жизнь началась в корзине на пороге. И любому известно, как это работает. Все Гильдии принимали к себе подкидышей, найденных вместе с утренним молоком. Это было древней формой проявления милосердия (бывали ведь и гораздо худшие судьбы). Сироты получали жизнь, имя, какое-никакое воспитание, ремесло и будущее. Многие светские дамы, мастеровые и городские чиновники носили говорящую фамилию типа Лудд, Тестофф, Шут или Чассын. Подкидышей обычно называли в честь легендарных ремесленников или богов-покровителей, тем самым объединяя детей в своего рода семью. Старшие всегда помнили о том, откуда они вышли, и в Страшдество не скупились на еду и одежду многочисленным младшим братьям и сестрам по корзине. Может это и не идеальный вариант, но на что еще могли рассчитывать сироты?